— Чего же ты хочешь, Аста-хан? Большего, чем простая месть?
В глазах Асты вспыхнул огонь, и он отвернулся.
— Чего я хочу, тебя не касается. Довольно и того, что я помогаю осуществить твое желание.
— Сейчас я желал бы только одно: горячую ванну.
— Будь по-твоему, — сказал Аста, поднимаясь. — Пойдем со мной. — И он провел Чиена в глубину пещеры, где во впадину натекла сверху из трещины талая вода. Аста встал на колени, погрузил руку в воду, закрыл глаза и произнес три резких, непонятных Чиену слова. Вода забурлила, и над ней поднялся пар.
— Горячая ванна для благородного чиадзе, — сказал Аста и встал. — Что-нибудь еще?
— Молодую наложницу, которая читала бы мне стихи Лю-Цзяна.
— Придется удовольствоваться ванной, — сказал Аста и ушел.
Чиен разделся и окунулся в воду. Она оказалась горяча как раз в меру, хотя мгновение назад кипела. Ему вспомнилась история Хай-Чуэна, обвиненного в краже царской драгоценности. Хай-Чуэн не признал себя виновным и был приговорен к испытанию. Он должен был опустить руки в горшок с кипятком. В случае невиновности боги уберегли бы его, в случае виновности он обварил бы себе руки. Обвиняемый был родом горец и попросил судью провести испытание перед ликом самого Небесного Отца. Судья, тронутый его благочестием, дал согласие, и Хай-Чуэна препроводили на вершину большой горы. Вскипятили воду, Хай-Чуэн погрузил руки в котелок, и на них не осталось ни малейшего следа. Его освободили. Впоследствии он продал похищенную драгоценность и зажил, как принц. Чиен улыбнулся. Все дело было в высоте — в горах вода закипает, будучи гораздо менее горячей.
Понежившись немного в своей ванне, Чиен вышел и голым сел у огня.
Оши отрезал лучшие куски от паха оленихи, и в пещере стоял аромат жареного мяса.
— А теперь расскажи мне о Призраках Грядущего, — сказал Чиен.
Танаки посмотрела вслед всадникам и поднялась, подавив стон боли. Нетвердо держась на ногах, она расправила спину. К горлу подступила тошнота, но Танаки подавила ее усилием воли.
— Ты бы отдохнула, — сказал Киалл, протягивая руку, чтобы поддержать ее.
Она, не отвечая, склонилась вбок, осторожно напрягая мышцы бедер и талии. Потом подняла руки над головой, чтобы расслабить шею и плечи. Этим упражнениям научил ее когда-то отец. «Тело воина, — говорил он, — всегда должно быть гибким». Немного обретя уверенность, она повернулась на пятках и подпрыгнула, изогнувшись в воздухе. На землю она опустилась тяжело.
— Могу я тебе помочь? — спросил Киалл.
— Да. Вытяни руки. — Когда он сделал это, она подняла ногу и уперлась пяткой ему в ладони. Держась за щиколотку, Танаки наклонилась вперед, постояла так и переменила ногу. Потом сняла с себя одеяло и стала перед Киаллом нагая. Он покраснел и закашлялся. — Положи руки мне на плечи, — велела она, повернувшись к нему спиной, — и нажимай осторожно большими пальцами. Мягкие места пропускай, а узлы разминай.
— Я не умею, — сказал он, но все-таки взял ее за плечи. Она села на одеяло, а Киалл опустился на колени позади нее. Мышцы под гладкой белой кожей были сильными и твердыми.
— Спокойно, Киалл. Закрой глаза и ни о чем не думай. Пусть руки делают свое дело.
Его пальцы скользнули ниже, к лопаткам. Справа под кожу словно гальки насыпали. Киалл стал осторожно массировать мышцы, обретая уверенность по мере того как узелки размягчались.
— Хорошо, — сказала она. — У тебя добрые руки — они лечат.
Он почувствовал возбуждение и возненавидел себя за это. Нельзя относиться так к ней после того, что она испытала. Его руки утратили твердость, он встал и отошел прочь. Танаки снова завернулась в одеяло и легла. Боль немного утихла, но она знала, что никогда не забудет унижения, которое претерпела. Память об этих потных, вонючих скотах, об их лапах и о боли останется с ней навсегда. Передернувшись, она поднялась на ноги. Конь Киалла стоял неподалеку. Она оседлала его и села верхом.
— Ты куда? — с тревогой спросил Киалл.
— Не могу же я оставаться в таком наряде. Вся моя одежда лежит там, в доме, и оружие мне тоже понадобится.
— Я с тобой, — заявил он. Она протянула ему руку, и он вскочил на коня позади нее. — Но это неразумно, Танаки.
— Поживем — увидим.
Трупы с площади убрали, но на земле и на помосте остались пятна крови. Танаки соскочила с седла и вошла в дом. Киалл, привязав коня, поднялся на стену, чтобы заметить надиров, если они покажутся. Шли минуты, и его беспокойство росло. Услышав стук сапог на ступенях, он обернулся, схватившись за саблю. Танаки засмеялась. Теперь на ней были штаны из мягкой промасленной кожи, высокие сапоги и камзол с капюшоном. По бокам висели два коротких меча. Через плечо она перекинула подбитый мехом плащ из черной кожи, а в руках несла полотняный мешок.
— Здесь все, что тебе нужно? — спросил он.
— Не совсем. Мне нужна голова Цудая, но это может и подождать.
Они вернулись в лагерь и привязали коня. Танаки достала из ножен свои мечи.
— Ну-ка, покажи, на что ты способен, — сказала она Киаллу.
— Да нечего особо показывать. Я не воин.
— Все равно покажи.
Он смущенно вынул саблю и стал в позицию, как учил его Чареос. Танаки бросилась в атаку. Он отразил ее выпад, но она крутнулась волчком и вторым мечом едва не коснулась его шеи.
— Ты слишком скован, — сказала она.
— Когда мне страшно, у меня прибавляется прыти, — улыбнулся он.
— Тогда бойся! — тихо и зловеще сказала она.
Ее меч взвился, целя ему в голову. Он отскочил, но она последовала за ним. Он отразил один выпад, потом другой. Танаки снова крутнулась, но он упал на колени, и меч просвистел над его головой. Когда меч устремился вниз, он откатился влево.