Чареос отошел к могиле. Киалл оставил его и ушел к Бельцеру, который сидел один. Лицо великана было спокойно, только мускул дергался на щеке. Глаза Бельцера покраснели, и он все время моргал.
— Что с тобой? — спросил юноша.
— Со мной? Ничего. Вспомнил вот, что мы давно не ели. Я голоден. — У Бельцера дрогнули губы, и он крепко сжал челюсти. — Дурак старый. Экий дурак! Уморил себя, чтобы защитить нас. — Бельцер шмыгнул носом и сплюнул. — Будь я проклят, если это не простуда. Все из-за погоды — холодный ветер да пыль. Одному Истоку ведомо, как люди умудряются жить здесь. Нет уж, мне подавай город... да чтоб кабаки были. Ну, чего уставился?
— Прости, — сказал Киалл. — Я не хотел тебя рассердить. Ты знаешь, ведь он велел передать тебе кое-что. Сказал — простись, мол, за меня со стариной Бельцером.
— Так и сказал? Правда?
— Да. И мне показалось, что он был счастлив.
— Знаешь, что хуже всего, парень? Знаешь?
— Нет.
— Он любил меня ради меня самого. Не потому, что я горазд махать топором и всегда готов убить парочку кочевников, — а ради меня самого. Не знаю, что во мне можно любить, но он нашел что-то. И я — смейся, если хочешь, — я тоже любил старика. «Старина Бельцер». Это кое-чего стоит, правда? Я любил его.
— Над чем же тут смеяться?
Слезы потекли по щекам Бельцера на рыжую с проседью бороду. Он опустил голову и расплакался навзрыд. Киалл положил руку ему на плечо.
— Уйди! Оставь меня. Неужто человек даже погоревать наедине не может?
Киалл покинул его. Танаки проснулась и сидела, завернувшись в одеяло. Глаза ее, еще сильно опухшие, уже могли смотреть.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Киалл, садясь рядом.
— Лучше тебе не знать как. Вы убили всех, кто там был?
— Да. То есть нет. Один, кажется, их вожак, сумел уйти.
— Это хорошо.
Киалл удивился, но не стал расспрашивать.
— Ты хочешь побыть одна?
Она улыбнулась и тут же поморщилась. На разбитой губе выступила капелька крови.
— Нет. Посиди со мной, мне хорошо, когда ты рядом. Почему ты спас меня?
— Разве это важно?
— Для меня да.
— Разве не достаточно того, что ты была одинока и нуждалась в помощи?
— Мы ведь не в сказке живем, Киалл, и я не похожа на вашу златовласую деву, заточенную в башне.
— Но ведь ты принцесса, — улыбнулся он. — А принцесс всегда полагается спасать.
Она не ответила на его улыбку, и в ее глазах мелькнуло раздражение.
— Ну а другие? Почему они помогли мне?
— Их попросил Покрытый Узорами — он сказал, что твое спасение входит в цель нашего похода.
Танаки кивнула:
— Я всех вас вознагражу.
— В этом нет нужды.
— Позволь мне судить об этом. Я не люблю оставаться в долгу. Куда вы отправитесь теперь?
— Искать человека по имени Аста-хан.
Танаки метнула на него быстрый взгляд, но выражение ее лица трудно было разгадать из-за синяков.
— Так он еще жив? Удивительно. Мой отец полагался на него во всем.
— И до сих пор полагается.
— Что ты такое несешь? Мой отец давно умер.
— Это трудно объяснить.
— А ты постарайся! — отчеканила она. — Может, я и побита, но мозги у меня в порядке.
Киалл как мог рассказал ей о своем поединке с демонами и о воине с лиловыми глазами, пришедшем ему на помощь.
— Окас сказал, что это был дух Тенаки-хана.
— Как он был вооружен?
— Двумя короткими мечами. Он двигался, как танцор — я никогда не видел ничего подобного.
Она кивнула.
— Это было одно из его имен: Пляшущий Клинок. А еще он звался Князем Теней.
— Чареос, Бельцер, Маггриг и Финн — они все знали его. Они все — герои Бел-Азара, и он был с ними всю последнюю ночь осады.
— Я знаю. Отец мне рассказывал. Они — Призраки Грядущего.
— Что это значит?
— Не знаю. Отец был скрытным человеком. Он рассказал мне об этих готирских воинах и добавил, что один из них его кровный родич — дренайский принц. Скорее всего это Чареос — не может же тот лысый толстяк быть принцем.
— Да, Бельцер у нас парень неотесанный.
Послышался стук копыт идущей шагом лошади. Бельцер вскочил с топором в руках. Киалл выхватил саблю. Гарокас, въехав в лагерь, слез с коня.
— Я думал, ты насовсем уехал, — сказал Бельцер.
— Я тоже так думал, — устало проговорил Гарокас, — но я нашел вашего друга.
— Маггрига? — прошептал Бельцер.
— Да.
Финн вскочил на ноги и бросился к ним.
— Где он? — вскричал лучник, вцепившись в черный камзол Гарокаса.
Тот положил руку ему на плечо:
— Надиры схватили его.
— О нет! Только не это! — отшатнулся Финн. Он бросился к лошади, но Чареос схватил его за руки и удержал, сказав:
— Подожди! Мы все пойдем. Успокойся, дружище.
Финн обмяк в руках Чареоса, уронив голову ему на плечо.
Чареос повернулся к Киаллу:
— Останься здесь с женщиной. Мы скоро.
— Бессмысленно, — сказал Гарокас. — Надиры кишат повсюду. Это безумие.
— Пусть так. Ты проводишь нас к его телу?
— Неужели это для вас так важно? Вы готовы рискнуть жизнью ради мертвеца?
— Да.
Гарокас недоверчиво покачал головой:
— Тогда поезжайте за мной. Только осторожно.
Путники вереницей ехали вслед за Гарокасом. Деревьев здесь почти не было, и местность впереди лежала грубыми складками, точно гигантский плащ, сброшенный с небес.
После часа осторожной езды они добрались до каменистого склона. Гарокас спешился и пошел вверх, ведя коня под уздцы. Остальные последовали его примеру. Он привязал коня к голому, как скелет, тополю и подождал их. Чареос подошел к нему. Никто не разговаривал с самого отъезда из лагеря. Лицо Финна было бесстрастным и белым как мел, лишь в глазах застыла мука. Бельцер шел сзади.