Аста, глядя на Чареоса, покачал головой. Этим глупцам ничего не втолкуешь. Ими руководят такие понятия, как любовь, честь, долг, дружба. Надиры тоже ценят все эти вещи, но относятся к ним по-другому. Вместо того чтобы любить одного человека, они любят свое племя. Честь и долг для них — не отвлеченные, а вполне осязаемые истины и означают служение избранному ими вождю. А дружба, даже закаленная войной, и вовсе пустяк. Стоит хану сказать слово, и один друг срубит голову другому — может быть, с сожалением, но без малейшего колебания. Ни один надир не сошел бы с Серебряной Тропы.
Аста зашагал дальше.
Тьма сомкнулась вокруг них, и шаман сказал:
— Стойте тихо и ждите, пока вновь не увидите свет. Но потом идите быстро, ибо я не смогу долго удерживать Врата.
Настала тишина, нарушаемая лишь шелестом крыльев вверху и клацаньем когтей о камень за пределами тропы. Потом во тьме зажегся, ширясь, луч тускло-серого света.
— Пошли! — закричал шаман и бросился в луч. Все бегом устремились за ним, и тут Танаки одной ногой соскользнула с тропы, и поросшая шерстью рука мгновенно ухватила ее за лодыжку. Танаки выхватила меч и ударила по руке. Рука разжалась, но к девушке уже неслись громадные волки. Оттолкнувшись ногами, Танаки прыгнула в исчезающие Врата.
Она тяжело ударилась о землю, прокатилась по ней и привстала на колени. Врата исчезли, а она стояла на горном карнизе над городом Ульриканом.
Киалл помог ей подняться.
— Не хотел бы я прогуляться по этой тропе еще раз, — сказал он.
Она, не в силах говорить, только кивнула. Чареос сидел в стороне, потупив взор. Киалл никогда еще не видел его таким старым и усталым.
— Он был сильный человек и настоящий друг, — сказал, подойдя к нему, Киалл.
— Дурак он был, как и все мы. Но я доведу игру до конца. Что будем делать, Киалл? Окружим город и потребуем освободить Равенну?
— Как скажешь, Чареос.
Чареос встал, распрямил спину и с улыбкой хлопнул Киалла по плечу:
— Жизнь продолжается, мальчик. Не беспокойся обо мне.
Аста-хан подошел и присел на корточки перед Чареосом.
— Под Ульриканом протекает подземная река. Великий Тенака вывел в нее подземные стоки и укрепил стены туннеля, чтобы можно было уйти из города в случае осады.
— Ход охраняется? — спросил Киалл.
— Не людьми. Хорош был бы секрет, если бы все солдаты Ульрикана о нем знали. Даже узники, работавшие на постройке туннеля, были умерщвлены.
— Тем не менее он охраняется, — сказал Чареос. Аста прикрыл глаза.
— Да, Мастер Меча. Пользуясь кровью убитых, я наложил на него заклятие. Я связал этот ход с Пустотой.
— С Пустотой? — повторил Киалл.
— Ты только что прошел сквозь нее. Только под Ульриканом нет Серебряной Тропы.
— Неужели опять? Я не могу больше! — сказала Танаки.
— Сможешь! — прошипел Аста. — Идти недолго — каких-то двадцать шагов. Я поведу вас.
— Ну а потом? — спросил Чареос. — Как мы доберемся до Равенны?
Танаки выступила вперед:
— Вам до нее не добраться. Спроси Асту. Ни один мужчина не сможет войти в Женский Дворец — а вот я смогу.
— Ну нет, — заспорил Киалл. — Я не позволю. Это...
— Слишком опасно, да? — усмехнулась Танаки. — Но это единственная ваша надежда.
— Она права, — с блеском в глазах сказал Аста. — Не зря в ней течет кровь великого Тенаки.
Чиен-Цу и Гарокас подошли и стали слушать, как Танаки излагает свой план.
— Вопрос в том, когда начать, — заметил Чареос.
— Сейчас, — заявил Аста. — Путь через Пустоту занял много недель, хотя нам они показались часами. Еще несколько дней — и Равенна родит.
— Может быть, дождаться ее родов? — предложил Гарокас.
— Нет! — отрезал Аста. — Тогда Джунгир повезет царицу с наследником по всему своему царству. Их будут окружать воины, и мы к ним не подступимся. Это нужно сделать теперь — этой же ночью.
Чиен промолчал, только пристально поглядел на шамана. Тот многого недоговаривал. Но это ничего — у Чиена своя цель. Он поможет им, а потом потребует платы. Чиен отошел к Оши. Тот, весь серый, смотрел немигающими глазами — путешествие через Пустоту привело его в ужас.
— Поспи немного, Оши, — сказал Чиен, но старик покачал головой.
— Мне приснится это место, и я больше не проснусь. Чиен достал из ножен в рукаве острый нож.
— Тогда займись-ка делом. Побрей меня.
— Да, господин, — улыбнулся Оши.
Солнце закатилось за далекий туманный горизонт. Чареос стоял один, глядя на город внизу, где зажигались первые фонари. Ему вспоминалось детство и мечта Атталиса о том, что он, Чареос, когда-нибудь вернется на Дренайскую землю и найдет спрятанные Бронзовые Доспехи.
«Ты будешь великим вождем, мой мальчик. Я знаю. Я вижу это в тебе».
«Как же мало ты знал меня, — подумал Чареос. — Ты смотрел на меня глазами надежды. Великий вождь? Я завел лучших своих друзей на путь гибели, и они лежат, непогребенные, далеко от дома».
И чего же мы этим достигли? Разве их смерть изменила хоть что-нибудь в мире?
— Это еще не конец, — прошептал в его мозгу тихий голос.
— Окас? — произнес вслух Чареос. Но ответа не было — уж не почудился ли ему голос старика в дуновении вечернего ветра? Чареос вздрогнул.
Бельцер спасал их всех, оставшись один там, в темной горе. Чареос улыбнулся, и от сердца у него отлегло. Он посмотрел на небо.
— Ты был сварливым, вонючим, злобным сукиным сыном, Бельцер, но друзей никогда не подводил. Пусть примет тебя Исток, и да напьешься ты допьяна в Чертоге Героев.
Чареос опустил глаза и увидел, что рядом в темноте стоит Гарокас.
— Прости, Чареос. Я не хотел подслушивать твои прощальные слова.