— Да, помню. Он хочет вернуть к жизни Тенаку-хана. Удастся ли ему это?
— Да, если он верно рассчитает время. Вот почему кости хана лежали в Бел-Азаре. Вот почему Джунгир наложил тысячу заклятий на гробницу Ульрика — не затем, чтобы помешать грабителям войти туда, а затем, чтобы помешать Тенаке выйти. Но Аста провел его: он подменил кости хана другими и унес останки Тенаки в Бел-Азар, чтобы дождаться Призраков Грядущего.
— Значит, мы осуществили его мечту?
— Мы поддерживали в нем жизнь, пока он был слаб, но теперь он снова окреп.
— Что же делать?
— Спасать дитя, — пожал плечами Окас.
— Возможно ли это?
— Нет. Но разве тебя это когда-нибудь останавливало?
Подул холодный ветер и принес на холм черный туман. Туман сгустился и превратился в орду демонов с тускло-красными глазами и длинными когтями. Среди них стоял Аста, а рядом с ним — Тенака-хан, Царь Каменных Врат.
Чареос встал и вынул саблю. Она вспыхнула серебряным огнем.
— Ты все еще противишься мне? — рявкнул Аста-хан. — Этим ты ничего не добьешься. Взгляни на мое войско.
Обитатели тьмы кишели повсюду, куда ни глянь, и их жажда крови отталкивала Чареоса назад, будто осязаемая сила.
— Отступись, Чареос! — сказал Тенака-хан. — Ты уже совершил все, что было тебе предназначено. Призраки Грядущего достигли своей цели — подарили мне вторую жизнь.
— Нет, великий хан, — ответил Чареос. — Ты уже прожил свою жизнь, и она окончилась. Дитя заслуживает того, чтобы увидеть небо и прожить собственную жизнь. Да и не верится мне, что мои друзья и я сам погибли в твою честь. Ради ребенка — другое дело.
— Довольно! — крикнул Аста. — По-твоему, ты способен остановить нас в одиночку?
— Он не одинок, — сказал Бельцер, став рядом с Чареосом. Он больше не был старым, толстым и лысым. Рыжие волосы обрамляли лицо, как львиная грива, и топор горел серебром.
Слева появились Маггриг и Финн с белыми луками в руках.
У Чареоса сжалось горло, и слезы подступили к глазам. Он смахнул их рукавом рубашки.
— Теперь ты знаешь, Тенака, предназначение Призраков Грядущего, — сказал он. — Веди на нас своих демонов. Мы их не боимся!
Бельцер поднял топор, Маггриг и Финн наставили луки. Аста вскинул руку, но хан удержал его и вышел вперед, печально и задумчиво глядя лиловыми глазами.
— Я думал, что вы посланы в мир ради меня. Я знал, что у вас особая судьба, — потому-то и оставил вам жизнь, запятнав свою славную историю единственным поражением. — Он посмотрел на свет и вздохнул. — Ты прав, Чареос. Мое время прошло. Пусть дитя увидит небо.
Хан повернулся к орде демонов. Они расступились перед ним, и он пропал из виду.
Аста двинулся вперед, но Чареос загородил от негосвет.
Шаман, внезапно постаревший, с несчастным видом смотрел на Чареоса, растерянно моргая.
— Ты должен отдать дитя мне.
— Нет.
— Я не хочу его убивать. Да и не могу теперь, раз Тенака не дал мне своего благословения. Но у надиров должен быть хан. Разве ты сам не понимаешь? В этом ребенке течет кровь царей. Отдай мне его.
— Что ты можешь предложить взамен, Аста-хан?
— Средство против смертельного яда. Ты будешь жить.
— Ты не понял меня. Что ты можешь предложить ребенку?
— Свою жизнь. Я буду защищать его ценой своей жизни. Я научу его быть ханом.
— Тогда бери его.
Аста искренне удивился.
— Позволь мне увидеть его душу.
— Нет. Возвращайся в Бел-Азар и дай мне свое противоядие. Ты увидишь ребенка, когда он родится.
— Могу ли я доверять тебе, Чареос?
— Боюсь, что да.
Аста повернулся и исчез. Демоны снова обратились в туман, и ветер унес его в серое небо.
Герои Бел-Азара остались одни на вершине холма. Свет двух душ, разгораясь, тронул сухое дерево. Оно покрылось листвой, на нем распустились бело-розовые цветы, и лепестки, как снег, закружились вокруг огня.
Шестнадцать часов Чареос пролежал при смерти, едва дыша. Аста-хан сидел рядом с ним, вливал ему в рот дурно пахнущее зелье и растирал члены, облегчая приток крови. Чиен-Цу предложил свою помощь, но Аста отмахнулся.
— Будет ли из всего этого толк? — спросил Киалл Чиена.
— Я никогда еще не видел, чтобы человек так старался. Я почти что верю, что жизнь Чареоса ему не безразлична. Почти что.
Киалл вернулся в караульную, где Равенна уже родила близнецов, крепких и здоровых. И родильница, и не отходившая от нее Танаки спали. Киалл хотел уйти, но тут Танаки открыла глаза, улыбнулась устало, подошла к нему и обняла.
— Что же теперь? — спросила она.
— Будем ждать, что ответит регент.
Один из мальчиков расплакался. Танаки взяла его из корзинки, где он лежал вместе со своим братом, откинула одеяло и приложила его к груди Равенны. Крепко спящая мать даже не шелохнулась.
Танаки растерла спинку затихшего малютки и вернула его в колыбель. Второй проснулся, но не плакал. Танаки и его отнесла к Равенне, и он тоже насытился.
— Жаль, что Равенна — не женщина Чареоса, — сказал Танаки.
— Почему?
— Он мог бы сразиться за нее с Джунгир-ханом. Таков надирский обычай — хан не смог бы ему отказать. Тогда мы избежали бы войны.
— Я сам могу вызвать его, — сказал Киалл. Глаза Танаки наполнились страхом.
— И не думай даже! Я видела, как ты дерешься — ты и вполовину не столь искусен, как Джунгир. Он порубит тебя на куски.
— Но могу же я нанести удачный удар, — настаивал Киалл.
— Удача в твоих поединках не играет никакой роли. Выбрось это из головы!
Киалл задержался в дверях.
— Знаешь ли ты, что я тебя люблю?
— Знаю.
Он поднялся на стену к Салиде, Гарокасу и Чиен-Цу. Шаман по-прежнему сидел рядом с бесчувственным телом Чареоса.